Вратарь «ПСЖ» Матвей Сафонов ответил на вопросы об отсутствии связи с дочерью и требованиях бывшей жены на содержание ребенка.
– Мать скрывает ребенка?
– Если в течение одной или двух недель мою бывшую супругу ежедневно видят в кафе в Краснодаре, хотя она заявляет, что живет в Москве, то можно считать, что она скрывается? С одной стороны, не скрывается, а с другой – да, потому что я не знаю точное местонахождение дочери.
А вести себя как маньяк и сидеть возле дома, выслеживая бывшую супругу, я не хочу, потому что мне не нужна статья за преследование.
Если по‑человечески мне не хотят пойти навстречу, то это проблема. Я понимаю, что когда дочь вырастет, она поймет, что отец очень ждал ее, что он очень любит ее и не оставлял попыток связаться и наладить общение.
Писали, что я не платил алименты, но не было ни одного месяца, чтобы я игнорировал платеж! Этих денег хватает с головой. Понятно, что это не пять и не три миллиона, но это хорошие деньги, которых хватит на жизнь как в Москве, так и в Краснодаре.
В СМИ недавно выложили ее запросы на ребенка на 238 миллионов рублей до 18 лет. 36 часов занятий еженедельно. В связи с этим единственный вопрос: нужно ли мне обращаться в органы опеки из‑за того, что над дочерью издеваются? Я думаю, что все, кто слышал об этом, понимают, что это просто маразм и ненормально.
– Из вас просто хотят выбить деньги?
– В суде первой инстанции моя бывшая супруга утверждала, что все полученные от меня деньги она тратит на ребенка и ничего не остается. В суде второй инстанции вдруг она приносит справку из банка, в которой видно, что все мои перечисленные алименты она положила на счет ребенку.
Как так? Где правда? В жизни ребенка должны участвовать оба родителя. Поэтому у кого какие цели – выводы делайте сами.
Для меня не проблема заплатить. Но судебный процесс еще не закончен, мы будем до конца отстаивать свою позицию. Как только у меня на руках будет окончательное решение суда, я выплачу все, что буду должен.
Я думаю о своей дочери, я хочу ей помогать, но не могу это делать, когда я ее не вижу, не слышу и не знаю, где она. И это мое основное требование – видеться с дочерью.
Понятно, что после переезда в Париж это будет делать сложнее, но обо всем можно договориться.
– После таких историй вера в людей не пропадает?
– Я всегда очень хорошо отношусь к людям, и мне тяжело даются такие ситуации. Не могу назвать это предательством, потому что в принципе понимаю эмоции бывшей супруги: есть обида, есть разочарование и понимание того, что я был не «тем самым» в ее жизни.
Я умею ставить себя на чужую сторону. Мои отношения с бывшей женой не сложились. Так бывает. Это жизнь. И возможно, в первом браке я не был примером для других.
Но уже не раз говорил, что на мое общение с ребенком это не должно накладывать тень. Я – отец. Я имею право на общение с дочерью и хочу, чтобы она знала, кто еe папа.
Взрослые люди должны понимать, что личные обиды – не повод вытеснять из жизни ребенка такую фигуру, как родитель.
– Могло ли это дело помешать переходу в «ПСЖ»?
– Нет.